Надо сказать, что в тот период правительство США было готово пойти на договоренность об общем статус-кво в Европе, однако советское руководство во главе с Хрущевым считало, что у него есть шансы изменить статус-кво в свою пользу в отдельных областях, в частности в берлинском вопросе, оказывая соответствующий нажим на администрацию Кеннеди. Расчет оказался неверным, он лишь способствовал сохранению напряженности и гонки вооружений. Короче, Хрущев упустил реальную возможность улучшить отношения с Вашингтоном при президенте Кеннеди. Последний, судя по всему, был склонен к этому.
На этом же брифинге, как бы подводя итог отношениям с СССР, Раск заявил, что в целом США, видимо, будут вынуждены вложить дополнительно большие средства в наращивание вооружений в надежде, что это вынудит обе стороны добиться конкретного решения спорных вопросов, ибо бремя таких гигантских расходов нельзя нести неопределенно долгое время.
Тем временем президент Кеннеди предпринял еще одну попытку добиться заключения с Хрущевым соглашения хотя бы по частичному запрещению ядерных испытаний. Р.Кеннеди через Большакова передал 25 апреля доверительное сообщение президента Хрущеву: США начинают ядерные испытания в атмосфере. Мы знаем, что и СССР проводит серию испытаний. В этой связи президент информирует премьера Хрущева, что после того, как США и СССР закончат ядерные испытания в атмосфере, США будут готовы подписать с СССР договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере без каких-либо инспекций; контроль будет осуществляться лишь национальными средствами обнаружения. Союзники США — Англия и Франция — об этом предложении пока еще не осведомлены.
Настойчивость президента Кеннеди в этом вопросе, помимо прочего, объяснялась его желанием через такое запрещение добиться также осуществления одной из главных целей своей внешней политики: скорейшего заключения многостороннего договора о нераспространении ядерного оружия. Если будут запрещены ядерные испытания в атмосфере, считал он, то другим странам будет трудно создавать свое ядерное оружие, так как подземные испытания слишком дорого стоят и требуют больших инженерных работ.
В Москве в целом положительно отнеслись к этим усилиям Кеннеди добиться запрещения ядерных испытаний в атмосфере, хотя и были колебания: включить ли в этот запрет все же и подземные испытания и особенно допустить ли иностранных контролеров на советскую территорию. А это — по Хрущеву — „прямой шпионаж".
И все-таки вопрос о запрещении ядерных испытаний в трех сферах оставался в это время одной из немногих наиболее перспективных областей возможной договоренности между Москвой и Вашингтоном.
В поисках контактов
Еще в конце 1961 года Хрущеву было передано негласное пожелание президента Кеннеди послать в Москву для неофициальных бесед Роберта Кеннеди. Хрущев ответил согласием. Одновременно договорились о приезде Аджубея в Вашингтон, что и было вскоре осуществлено.
Однако поездка Р.Кеннеди все откладывалась самими же американцами. Наконец, в середине января президент сообщил Хрущеву, что он сожалеет по поводу просочившихся в американскую прессу сообщений насчет негласно готовящейся поездки Роберта в Москву, что породило различные измышления политических противников. Президент Кеннеди решил поэтому пока отложить такую поездку, но не снимал принципиальную договоренность о самой поездке.
Как известно, брату президента так и не удалось побывать в СССР, хотя вопрос о поездке поднимался еще несколько раз.
Тем временем Белый дом поставил вопрос о неофициальной поездке в Москву Сэлинджера, пресс-секретаря президента и близкого ему человека. Я помог организовать эту поездку в начале мая. Сэлинджер перечислил мне тех лиц в ближайшем окружении президента, с которыми полезно установить деловые связи. Он, в частности, рекомендовал мне встречаться с помощником президента Банди, единственным человеком в Белом доме, который читал основные телеграммы всех послов и ежедневно обсуждал вдвоем с президентом важнейшие вопросы внешней политики США. Раск также имел неограниченный доступ к президенту, но большой объем работы в госдепартаменте не позволял ему в отличие от Банди так часто встречаться с президентом.
Человеком номер 2 по близости к президенту Сэлинджер назвал Соренсена, но он в меньшей степени занимался вопросами внешней политики, а больше — писанием речей для президента и внутренней проблематикой.
3 мая президент устроил в Белом доме большой прием в честь дипломатического корпуса. Это всегда считалось значительным событием в политической жизни Вашингтона. К тому же чета Кеннеди любила и умела устраивать такие приемы, как говорится, по „высшему классу".
На этом приеме президент подвел ко мне своего брата Роберта, представив его в шутку как „специалиста по конфиденциальным контактам с Советским Союзом", с которым мне „следует поближе познакомиться". В том же духе я ответил президенту, что обязательно учту его совет.
Через неделю Роберт Кеннеди пригласил меня с женой „на семейный обед". Он явно хотел установить неформальные личные отношения. Обед прошел в непринужденной обстановке в красивом просторном особняке в богатом пригороде Вашингтона — Маклейне. Политические вопросы практически не обсуждались.
Когда мы рассказали, что сотрудники нашего посольства, выезжая на пикник, обычно жарят рыбу, пойманную ими в реке Потомак, то жена Кеннеди пришла в ужас. Она сказала, что вода в реке загрязнена и не рекомендуется поэтому есть выловленную там рыбу. Поскольку в этот день сотрудники посольства устроили себе пикник, то я срочно позвонил в посольство, чтобы предупредить об отравленной рыбе. Мне ответили, что рыба уже съедена, она оказалась вкусной, никто не заболел и все довольные вернулись с прогулки.
С этого обеда началось мое личное знакомство с Робертом Кеннеди. Человек он был сложный, противоречивый. В отличие от своего старшего брата Роберт спорил по всем возникавшим международным вопросам и нередко попадал в тупик, отстаивая свои позиции без должного знания дела. Часто горячился и в эти моменты бывал грубоват и неприятен в общении. Впрочем, когда он получал отпор, то обычно несколько сдерживал себя. Проблемы внешней политики он не знал детально, но, видимо, считал себя знатоком в этих вопросах, что порой осложняло разговор с ним, особенно когда он говорил от имени президента. А к последнему он, судя по всему, был действительно очень близок. В этом была главная ценность этого канала связи.
Я стремился по мере возможности, использовать это важное обстоятельство. Таким путем не только поступала важная информация, но и можно было напрямик, иногда без дипломатии, сказать Роберту, как бы увлекшись спором с ним, то, что не всегда было удобно говорить в более официальных деловых встречах с учтивым и вежливым президентом. Несомненно, и Дж. Кеннеди сам использовал брата, чтобы зондировать мнение советского посла. Приходилось учитывать и это.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
